Письмо содержит в себе автобиографические записи ее отца, Казыя Хадыевича Хадыева (на фото), которого не стало в 2012 году. Мемуары фронтовика – это последняяего работа. Она содержит историю возникновения их рода, его жизни и участия в Великой Отечественной войне, а также описание его послевоенной трудовой деятельности. Понятно, что полностью жизнеописание мы никак не сможем опубликовать на страницах газеты из-за огромного объема, но интересные вырезки о жизни фронтовика, о событиях военных лет, о тяготах и лишениях людей того времени представляем вниманию наших читателей. Кстати, полный текст автобиографии вы сможете найти на нашем сайте или на страницах в социальных сетях.
«…Однажды отец ездил к знахарю, который сказал ему, что у него будет несчастье в семье, что в пятницу работать нельзя, но отец его не послушал, потому как приехал председатель колхоза и отругал его за невы-полнение плана по изготовлению лопат. 16 января, несмотря на Уразу, он запряг своего гнедого и поехал в лес, чтобы привезти сырье. В одном километре от деревни росли, как в шеренгу, три большие осины. Отец срубил топором среднюю, но она зацепилась за другую, он кое-как свалил её на землю, но сам оказался под деревом. Мороз минус 40, глубина снега с метр. И замерзающий отец пролежал под деревом целый день. Гнедая не ушла домой, ждала хозяина, когда он встанет. Нашли его односельчане, и привезли мертвого главу двух семей домой. Он два раза женился, от двух жен имел шестерых маленьких детей, в том числе и меня.
Во всех трех близлежащих деревнях (Кургашка, Сандалашка и Аушта) не было школ, все были неграмотными. И вот в сентябре
1934 года в деревне Сандалашка открылась начальная школа. Из трех деревень собрали всех детей от восьми до пятнадцати лет. Мы с сестрой Самсибану тоже пошли в школу, но сестра, окончив только первый класс и бросив учебу, пошла на работу, так как надо было кормить семью. А я очень старательно учился
и стал первым отличником…
А в 1938 году в селе Белянка (30 км от Сандалашки) открылась неполная средняя школа для обучения башкирских детей. Все четырнадцать детей, окончившие четыре класса, отправились в Белянку, и все поступили в пятый класс. Из Аушты нас было четверо.
Мама с утра вставала и начинала кипятить чай. Иногда утром посылала меня на лошади привезти сено или дров. В понедельник мы вновь бежали через Сандалашку в Белянку, чтобы успеть на первый урок. Свое счастье я обрел только тогда, когда стал грамотным».
«Июнь 1941 года. Я уже окончил школу и получил паспорт, готовился ехать в Уфу поступать в техникум. Подходит ко мне старший брат Камил и говорит: «Приехал в Кургашку председатель сельского совета Ямал, провел собрание и сказал, что Германия начала против нашей страны войну. У него в военном билете лежит красная бумажка (она означала, что он годен к строевой службе). Вскоре его отправили на войну. «Ты останешься главой двух семей», – сказал он мне. У снохи было четверо детей. А я про себя сказал: «А я все равно буду учиться!» …Будучи уже на войне, брат мой Камил был тяжело ранен, двигаться не мог, его с передовой вынес шурин и отнес в санбат. Когда в очередной раз он пришел проведать Камила, ни его, ни санбата не было. Была только воронка от авиабомбы. Немецкие летчики, увидев красный крест, сбросили бомбы. Узнав о таких зверствах фашистов, бойцы Красной Армии сражались еще ожесточеннее. Так погиб мой любимый брат, оставив нас, мать и молодую жену с детьми – сиротами. Когда Камил ушел на войну, его семимесячный сын Мавлитбай лежал в люльке. Больше они не виделись.
Нас, молодых ребят обучали военному делу, мы ездили в Айдакаево и Емаши. Стреляли из малокалиберных винтовок, носили на своей груди значок «Ворошиловский стрелок».
«…Нас, ребят 1925 года рождения, привезли в разбитый Сталинград, в Красную Казарму, где мы находились до 12 ноября 1943 года в резерве Главнокомандующего. Прибыли на фронт, когда был очищен от врага левый берег Днепра. 21 декабря дивизия перешла в наступление за большим украинским селом Сафиевка. Холодно, мороз пробирает до костей. Первым был убит Сулейманов из Бузовьязов, жаль, не взял адрес его родителей, написал бы письмо об обстоятельствах его смерти. Я старший пулеметчик станкового пулемета, у меня три помощника. Пехотинцы, держа винтовку наготове, стреляя на ходу, идут за отступающими фашистами, а пулемет тяжелый, таскать непросто. Догоняет меня командир роты и кричит: «Хадыев, стреляй, немцы убегают!». Я развернул пулемет, вставил ленту с патронами и начал стрелять по убегающим немцам. Один, раненный в ногу, отстал от других. Подошел ординарец комроты, приблизился к нему, и хотел застрелить, я крикнул: «По клятве Гиппократа нельзя убивать раненого пленного врага!», и он не стал его убивать. Подошел санитар, разорвал штаны гитлеровца для того, чтобы перевязать его рану и успокоил плачущего немца.
В тот день почему-то немцев далеко не гнали, видимо, были бои местного значения. После остановки стрельбы откуда-то прилетела пуля и ранила нашего командира батальона. Окопались…»
«…В ночь на 24 декабря опять пошли в наступление. Я с пулеметом «Максим» дошел до передовой охраны фашистов, территорию они освещали ракетами. Что-то обожгло мне плечо, по руке потекла кровь. Оказывается, я ранен. Подошел командир отделения, сам перевязал рану, не дождавшись прихода санитара. Отобрав пулемёт, послал меня обратно в тыл. На рассвете я нашел санроту. Вылечившись, опять поехал на фронт. А наши войска гонят и гонят врага на запад, вот уже освободили г. Одессу, форсировали реку Брут и Серет, укрепившись на плацдарме «Сандомирский».
Фашисты бегут, наши танки догоняют и уничтожают их, немцы не успевают за танками. У одного моста они оставили заслон и отступили. Нас к мосту не подпустили, начали стрелять из автоматов. Когда стрельба затихла, шальной пулей был убит мой командир – старшина Жабин, видимо, его застрелил засевший под густой травой снайпер. Мы его утром похоронили недалеко от дороги под березой. Вот какое совпадение: в мае 45 года мы шли домой по этой же дороге. Я нашел могилу своего командира, поклонился ей и попрощался. Написал об этом стихотворение…»
"19 января 45 года мы узнали, что немцы прорвали оборону армянской дивизии, заняли мост через реку Грон, нас заперли в "котел" Мы были вынуждены бежать кто куда, спрятались в доме лесника, не заметили, как нас окружили венгры. Нас, пленных солдат, они сдали немцам. Немцы еще раз нас обыскали, но так и не нашли мои документы. Они нас до подхода Советской Армии погнали по Венгрии и Австрии на запад. Остановили в австрийском городе Леобен, поместили в большом скотском помещении. Я там под столбом закопал свои документы. Собралось нас около двухсот человек. Здесь мы ремонтировали шоссейные дороги. Самосвалы привозили камни разных размеров, большие надо было разбивать кувалдами, а мелочью мы ремонтировали разбитые места дороги. Я раненной рукой не мог поднять кувалду и разбивать большие камни, но через боль старался. Увидел конвоир, как я мучаюсь, подошел и отругал меня, что я симулянт, не могу работать для немцев, и вечером повару сказал, чтоб он не давал мне баланды, сваренной из проса, опилок и хлеба. И я остался голодным.
Некоторые работали в разных складах. Работающие в пищевых складах приносили в своих карманах картошку, сало и другие продукты. Вечером мы их варили и вместе питались. Двое пленных убежали, но далеко уйти не смогли, их с овчарками догнали, привели обратно в скотный двор. Построили нас в одну
шеренгу, а беглецов перед нами расстреляли, чтобы мы боялись и тоже не убежали.»
«…9 мая мы не знали, что война закончилась. Немцы нас бросили и куда-то ушли, в 10 часов утра пришли наши войска. Мы сами добровольно пришли в сортировочный пункт. Тут офицеры пункта выясняли, кто, когда и при каких обстоятельствах попал в плен. Кого-то арестовали, кого-то направили в 188-й запасной полк. В запасном полку меня сводили в баню, одели в новое обмундирование, а после принятия новой присяги отправили в действующую стрелковую дивизию продолжать службу.
В этой дивизии я служил почти три года. Здесь окончил дивизионную партшколу. Получил медаль «За победу над Германией». Встал на учет и опять стал комсомольцем, ведь такую медаль не всем бывшим пленным давали.
Я служил до апреля 1948 года. 1 апреля демобилизовался и приехал в свою деревню Аушта к матери. Отдохнув несколько дней, поехал в Новобелокатай в военкомат. 10 домов из нашей деревни солдатки перевезли в Кургашку и там перестроили. Из деревни (12 домов) уехали на войну 14 человек, вернулось только шестеро. Население голодало, некоторые старики и дети умерли от голода, другие остались живы, продав свою одежду и скот, чтобы купить продукты. Мать все сохранила: и дом, и корову. Ждала меня с нетерпением, и дождалась…»
Война не могла мне помешать дальше учиться. Я начал работать в статистическом управлении и в том же 1948 году поступил во Всесоюзный заочный статистический техникум в Москве. Учился очень добросовестно и старательно.
После окончания Всесоюзного заочного финансово-экономического института минсельхоз республики направил меня на работу в управление сельского хозяйства Нуримановского района. Здесь прошли долгие годы трудовой деятельности во благо республики.»
«Я не стал поэтом, но стал гражданином моей любимой Великой Родины. Да, не русский я, но россиянин башкирского происхождения. И гордо ношу на левой груди медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и другие, на правой груди – орден «Отечественной войны I степени». С супругой, Минсылу Сабировной, мы вырастили троих детей и помогли всем получить высшее образование. Все они работают по специальности и воспитывают детей. Я теперь не выполняю никакой общественной работы, лишь иногда пишу стихи и статьи в газету «Башкортостан» по старой привычке».
инвалид I группы, участник
Великой отечественной войны__